- Владимир Олегович Кошевой – интересное сочетание.

- Фамилия, да еще в сочетании с отчеством, приводит порой к забавным ситуациям. Нередко спрашивают, не сын ли я того самого Олега Кошевого из «Молодой гвардии» Александра Фадеева? И я отвечаю: да, я его сын. Ведь и на самом деле папа у меня Олег Кошевой.

- Наверное, эффект был бы еще сильнее, если бы все знали, что вы учились в военном училище. 

- Да, я проучился там три курса. Потом был факультет журналистики МГУ, на последнем курсе которого я перевелся на заочное отделение и поступил в ГИТИС. 

- То есть ваш путь в искусство был извилист? 

- Дело в том, что я очень боялся поступать в те атральный. Мне казалось, что артисты – это какие-то боги. Что они сразу рождаются артистами. Я шел к театру сложно, путем преодоления интровертности и необщительности.

- У этих богов-артистов были имена? На кого, может быть, вам хотелось быть похожим?

-  Я родился в Риге, но, несмотря на это, хорошо знал и любил русских артистов. Я видел все фильмы с Леонидом Филатовым, Олегом Борисовым, Андреем Мироновым, Александром Кайдановским. А первым для меня был Николай Караченцов.

- Могли ли вы тогда представить, что скоро будете играть на одной сцене или в одном фильме с этими самыми богами?

- Я даже подумать не мог, что смогу близко общаться с Николаем Караченцовым, или с Олегом Басилашвили, или с Олегом Меньшиковым. Если бы тогда мне кто-нибудь об этом сказал, я бы, наверное, не поверил. 

Артисты для меня вообще делятся на проводников и непроводников. Проводники – это те, через кого проходит какая-то энергия, какие-то знания. И здесь, безусловно, на первом месте для меня Светлана Крючкова. 

- Говорят, она вас очень хвалила за роль Алексея Ивановича в спектакле «Игрок», где она выступает в роли Бабуленьки. 

- Она сказала так: «Кошевой – гениально. Всем остальным спасибо». Я этой оценкой очень дорожу. У Светланы Николаевны не просто высокие планки. У нее нет понятия «хорошо» – «плохо». Нет категорий «правильно» – «неправильно». У нее все должно быть очень – выше, чем хорошо или плохо. Это называется профессионализм.

- И еще, наверное, перфекционизм. Мне кажется, что и вы из той же когорты. 

- К сожалению, да.

- Может, поэтому роль «вождя народов» в спектакле Валерия Фокина «Рождение Сталина», по вашим словам, далась непросто?

- Совсем непросто. Это персонаж, про которого знают все. И у каждого свое представление, каким он должен быть. Конечно, у меня была небольшая фора, потому я играю молодого Сосо. Но все равно было трудно, я впервые в жизни не старался оправдать свой персонаж. Потому что не знаю, как вообще можно оправдать Сталина. С меня как будто сдирали кожу.

- Значит, это была роль на сопротивление? И, наверное, самая трудная?

- Да. Хотя самая тяжелая – все-таки роль Раскольникова. Это моя актерская тема: могу ли я, должен ли? После Раскольникова мне вообще все хотелось бросить – зритель не принимал то, что я делал. Людмила Гурченко тогда сказала: «Потерпи, через пять лет все изменится. Только не спейся и не толстей!» И оказалась права. Я вообще ищу персонажей, которые сомневаются, но преодолевают сомнения и совершают поступок. Потому что большинство сценариев и героев сегодня инфантильны. Поэтому и кино у нас такое ненастоящее, пластмассовое. Режиссеры боятся чувств, сценаристы боятся настоящих эмоций.

Пришло поколение, не способное выразить эти чувства. Они скрываются за цинизмом, за масками. А я пытаюсь вытащить то, что внутри.

- А с Фокиным как работалось?

-  Валерий Владимирович режиссер конкретный, определенный. Так же, как и все мастера старой школы. Он всегда знает, чего хочет, и заставляет артиста следовать этому. Это настоящий режиссерский театр: четкий, продуманный, выверенный. Фокин поднял меня на новую ступень. Сейчас я совсем другой, а не тот Володя Кошевой, который был в «Игроке». 

- Где, кроме уже упомянутых спектаклей, мы сможем увидеть вас в ближайшее время?

- Я очень рассчитываю, что осенью на сцене Александринского театра я покажу программу «Шестое чувство Николая Гумилева». Для Петербурга это будет премьера. Очень жду выхода на экраны фильма Валерия Тодоровского «Одесса». И фильма Ирины Евтеевой «Хлебников», где я сыграл поэта Велимира Хлебникова.

- Везет вам на творческих личностей. 

- А вы знаете, я не жалуюсь. Это я раньше переживал, что немного застрял в одном временном отрезке. А потом понял: а кто еще может похвастаться этим? Это моя история. Мой путь, моя миссия.

- Вы себя называете волком-одиночкой. Что-то изменилось в вашем статусе?

- Я решил никому не портить жизнь. Я не смогу уделять семье столько времени, сколько требуется. И мне кажется, что я прав. Я могу встречаться, но давать женщине обещания, что у нее будет какая-то изумительная жизнь, – нет. Мне 43 года. Есть какой-то стереотип стандартного восприятия прохождения жизни: детский сад, школа, институт, армия. Потом семья, и жизнь кончилась. Так вот я позволю себе эту жизнь продолжить.