- Валерий Михайлович, вы пришли в БДТ по приглашению самого Товстоногова. Расскажите, как это было.
  
- Началось все с того, что Георгий Александрович увидел меня в роли Астрова в пьесе «Дядя Ваня». Киевский драматический театр имени Ивана Франко, в котором я в то время служил, привез ее в Ленинград. А поскольку Товстоногов сам недавно поставил этот спектакль, ему было интересно увидеть нашу постановку. После этого я и получил приглашение.

Затем была встреча в Киеве. Он увидел меня в роли Синьора из высшего общества – в очень популярной в то время пьесе. А по театру уже пошел слух, что он меня пригласил. Все подходили к нему и говорили: «Не забирайте у нас Ивченко». Было видно, как ему это лестно.

- Мол, не ошибся с выбором?

- В то время из театра ушел Олег Борисов, и Товстоногов сказал: «Я вас приглашаю на место Борисова». Но при этом подчеркнул, что «положение надо завоевать», это его точное выражение. Он мне определил направление и курс, и надо было этому соответствовать.
  
Когда я приехал в Ленинград, театр готовился к гастролям в Японии. Я спросил у Георгия Александровича, что мне делать? Он ответил, что они репетируют «Смерть Тарелкина», я попросил почитать пьесу. «У нас ролей не выбирают», – отрезал он. Я объяснил, что это важно. И он предложил мне роль. «Получится – хорошо, нет так нет. Но вы войдете в коллектив», – сказал он.

Когда БДТ вернулся с гастролей, мы показали, что сделано. Он остался доволен. В конце ноября начались репетиции с Товстоноговым. А в декабре уже была премьера.

- А как проходили репетиции с Товстоноговым?

- Вы знаете, за весь этот репетиционный период мы обменялись всего несколькими фразами. Я чувствовал, что ему нравится, и с удовольствием импровизировал. Он зорко следил за моими действиями и четко выстраивал роль. А если я что-то менял и увлекался, он говорил: «Пожалуйста, это закрепите». Однажды он говорит: «Валерий Михайлович, на прошлой репетиции вы делали вот так. А почему сейчас этого нет?» «Ну, это была импровизация», – ответил я. «Нет-нет, давайте это делать», – сказал он.

- А как вы считаете, в чем секрет Товстоногова?

- Когда он появлялся, возникало какое-то магическое поле, в котором артисты становились талантливыми. Это как в физике. Когда в электрическое поле помещаешь лампочку без проводов, и она загорается. Вот такое происходило с Георгием Александровичем. Его секрет в том, что он, говоря о добровольной диктатуре, любил артиста.

- Говорят, Товстоногов был очень требовательным режиссером.

- Да, это так. Но когда я впервые оказался на репетиции, меня поразило, что артисты могли свободно подходить к нему и высказывать свои предложения. И если он считал, что они идут на пользу спектаклю, то принимал их. Я помню, как мы репетировали «На дне», и я – хохол упертый – спорил с ним. И он терпеливо выслушивал мою «концепцию».

Мне выпало счастье шесть лет общаться с Георгием Александровичем. Это незабываемо. Я сыграл в спектаклях «Смерть Тарелкина», «На всякого мудреца довольно простоты», «На дне». Три таких разных роли, но каждая из них мне дорога. В этом плане у меня судьба счастливая. Потому что второй период жизни был связан с Георгием Александровичем. Уже одно это оправдывает всю мою жизнь.

- Но и при Темуре Чхеидзе, который стал худруком БДТ в 2007 году, у вас тоже были главные роли.

- У Темура Нодаровича я сыграл Бориса Годунова, Филиппа в спектакле «Дон Карлос» – роли, на которые Георгий Александрович меня бы не назначил. Он не видел во мне трагика, да я и сам не представлял себя в этих ролях. А «Годунова», любя Пушкина, даже не мог прочесть до конца.

Так случилось, что в это время я поехал на Афон. И, уезжая, попросил отца Исидора благословить меня на роль. Узнав, кого я собираюсь играть, он задумался. А потом махнул рукой и благословил. Я вернулся. Прочел пьесу, и вдруг как будто пелена спала с глаз.

Я считаю, что Чхеидзе был недооценен Ленинградом – Петербургом. Мало того, критики обеих столиц просто уничтожали его, выживая из театра. Я помню, когда в 2009 году БДТ был на гастролях в Москве, критика, положительно оценивая актерские работы, писала: «И тут появляется режиссура Чхеидзе…».

- А сейчас наступила эра Андрея Могучего.

- Андрей Анатольевич – режиссер совершенно другого направления. И мне, естественно, после Товстоногова очень трудно принять другое мировоззрение, другую эстетику. Тем не менее после «Алисы» Андрей Анатольевич предложил мне сыграть короля Лира. К сожалению, мы не смогли сойтись в понимании этой роли. И это, наверное, закономерно. Слишком по-разному мы смотрим на театр.

- Сейчас вы заняты в «Алисе», «Марии Стюарт» и в «Кроткой», которую очень высоко оценили на фестивале «Монокль». Здесь вы и режиссер, и актер.

- Это моноспектакль. Его герой – изгнанный из полка за трусость и ставший закладчиком офицер – проходит мучительный путь. Такой же путь проходит и несостоявшаяся гувернантка 16 лет, которую он назвал «кроткая». Это история о большой любви, загубленной гордостью. Попытка найти ответ на вечный вопрос: как то, что нас не убило, делает нас сильнее. Это история про меня, про каждого из нас. Поэтому для меня так важен этот спектакль.

- А что дальше?

Сейчас я заболел Микеланджело. Это фантастический материал! «Хочу хотеть того, что не хочу», – говорит герой одного из сонетов. Он осознал, что у него внутри трещина, и она расходится. И, стоя на краю пропасти, оглядывается на свою жизнь. И все это с такой страстью! Я пока не знаю, что из этого получится. Может быть, это будет новый моноспектакль.