Да, война началась 22 июня 1941 года. Но готовиться к ней стали задолго до этого: на всех предприятиях существовал свой мобилизационный план на случай войны. Эрмитаж не был исключением. Подготовка к эвакуации экспонатов началась еще в 1938 году.

Огромную роль сыграл директор музея Иосиф Орбели. Он застал реэвакуацию коллекций Эрмитажа из Москвы в 1920 году и, хорошо помня о том опыте, серьезно подошел к решению вопроса.

В 1930-е годы для Эрмитажа выделили здание Сампсониевского собора. Там готовили ящики (размер под каждый экспонат подгоняли в «индивидуальном режиме») и подбирали упаковочный материал – бумагу, паклю, стружку. Заранее были подготовлены бланки наличия и сохранности экспонатов.

«Уже к началу войны Эрмитаж был готов эвакуироваться», – отмечает Елена Соломаха.

БУДНИЙ ДЕНЬ

22 июня 1941-го выпало на воскресенье. В главном музее страны это был обычный рабочий день. Эрмитажники отдыхали по понедельникам (тогда была шестидневка). Сотрудники пришли на работу, как всегда.

Слухи распространились быстро. Утром объявили, что в полдень выступает нарком иностранных дел СССР Вячеслав Молотов. Да, войну ожидали. Но поверить в ее объявление все равно было очень сложно...

«Орбели отправил всех сотрудников домой, чтобы они собрали вещи, – рассказывает заместитель заведующего отделом рукописей и документального фонда Эрмитажа. – На следующий день они вернулись в музей и приступили к подготовке первого эшелона с экспонатами».

В ДОМ ИПАТЬЕВА

Это удивительно, но первый эшелон удалось собрать за 7 дней. Это 22 вагона. Это 1 миллион 118 тысяч экспонатов (наиболее ценных).

Изначально коллекции планировалось отправить в Александро-Невский собор в Вятке. Но оказалось, что в 1938 году его… взорвали. У Эрмитажа был запасной вариант – Свердловск. Местные власти разрешили разместить экспонаты в трех зданиях – картинной галерее на улице Вайнера, костеле и печально известном Ипатьевском доме.

«В этом есть какая-то мистика, – считает Елена Соломаха. – Подготовка к эвакуации проходила в Сампсониевском соборе – месте венчания основательницы нашего музея Екатерины II и князя Потемкина. А в итоге экспонаты перекочевали в дом Ипатьева. Туда, где был расстрелян Николай II – последний из императорского рода владелец Эрмитажа».

КАК У ЦВЕЙГА

Во время эвакуации хранители применили один хитрый прием. Рамы, из которых вынимали картины, оставляли на месте. Потом это позволило очень быстро восстановить экспозицию.

Очень интересная история об этом приведена в «Блокадной книге» Даниила Гранина и Алеся Адамовича. Комендант Эрмитажа Павел Губчевский рассказывал, как однажды ему довелось провести экскурсию для солдат перед… пустыми рамами!

«Это была самая удивительная экскурсия в моей жизни, – признавался он. – И пустые рамы, оказывается, впечатляют».

Заместитель заведующего отделом рукописей и документального фонда Эрмитажа сравнивает этот факт с рассказом Стефана Цвейга «Незримая коллекция».

«Это рассказ о слепом коллекционере гравюр. Он показывал свое собрание и с упоением рассказывал о нем. Не зная, что родственники эти гравюры давно продали», – говорит Елена Соломаха.

КОЛЬЦО СОМКНУЛОСЬ

После отправки первого эшелона сразу был собран второй. За ним был готов третий. Но он не ушел: кольцо блокады сомкнулось.
Почти все сотрудники музея решили не покидать Ленинград. Жили в заранее подготовленных подвалах Эрмитажа (здесь же были бомбоубежища). Директор музея Борис Пиотровский потом рассказывал об этом в своей книге воспоминаний. Маленькие уголки, огороженные занавесками. Тусклый свет от коптилок...

В этих же подвалах жил график Александр Никольский. Но о художниках в блокадном Эрмитаже чуть позже. Они заслуживают отдельного разговора!

ЖЕСТКО...

В годы блокады в Эрмитаже царила железная дисциплина. Ее установил директор музея Иосиф Орбели.

Опоздание. Беспричинное отсутствие на рабочем месте. Неправильно подобранный размер ящика для картины. Все это становилось поводом для немедленного увольнения. Свет в окнах был прямой наводкой для фашистов. И не дай бог кто-то забывал его выключить! За это тоже увольняли. Мгновенно.

«Да, Иосиф Абгарович поступал жестко. Но по-другому было никак», – подчеркивает заместитель заведующего отделом рукописей и документального фонда Эрмитажа.

...НО СПРАВЕДЛИВО

Значит ли это, что директор был несправедлив к своим сотрудникам? Вовсе нет. Иосиф Орбели был готов буквально драться за них!

К 1942 году в Эрмитаже работали около 150 человек. В основном женщины. Они выполняли тяжелую работу: заколачивали окна фанерой, таскали мешки с песком, тушили зажигательные снаряды. Но власти потребовали привлечь их к уборке города и рытью траншей. Узнав об этом, директор рассвирепел!

«Иосиф Орбели дошел до милицейского начальства и добился того, чтобы органы выделили часть своих сотрудников в помощь Эрмитажу», – рассказывает Елена Соломаха.

НА ГРАНИ СМЕРТИ

Декабрь 1941 года. В Ленинграде введена суточная норма хлеба – 125 граммов. Голод, холод, артобстрелы. Смерть...

Но Эрмитаж продолжал жить. Под конец года тут прошли две научные конференции. Одна из них посвящена 800-летнему юбилею азербайджанского поэта Низами. Специально ради этого события в музей приехали с фронта два востоковеда. Прочитали доклады. И уехали обратно.

Вторая конференция – к 500-летию узбекского поэта Навои. На нее пригласили востоковеда-тюрколога и переводчика Николая Лебедева. Он читал стихи, находясь на грани смерти. После второго заседания, 12 декабря 1941 года, он умер.

СВЕТ «ПОЛЯРНОЙ ЗВЕЗДЫ»

К юбилею Навои художник Михаил Мох расписал фарфоровый бокал и шкатулку на тему произведений поэта. Эти изделия нужно было обжечь в муфельной печи. Но электричества не было... Выход нашелся: источником питания стал корабль «Полярная звезда», пришвартованный на набережной Девятого Января (Дворцовой). С него в музей протянули электрический кабель.

«Зачем все это было нужно? Ну... – задумывается заместитель заведующего отделом рукописей и документального фонда Эрмитажа. – Как писал Борис Пиотровский, в годы блокады выживали не те, у кого оставались запасы еды, а те, кто занимался своим любимым делом. Те, кто поднимал себя каждое утро и заставлял себя идти во имя своей цели. Вот зачем».

С ЛЮБОВЬЮ К ДЕТЯМ

До войны у музея был свой детский садик. В блокаду на его базе создали интернат. Его возглавила Любовь Антонова. В интернате числились 146 детей в возрасте от 2 до 15 лет. Сначала их эвакуировали в деревню Искробол в Ярославской области. Ленинградских детей накормили, отмыли, обеспечили жильем. Но начались бомбежки. Пришлось переместиться в деревню Ляды в Пермской области.

«Переезд был тяжелым. Двое малышей заболели корью и умерли, в том числе дочка Любови Антоновой, – говорит Елена Соломаха. – Всех остальных детей Любовь Владимировна спасла».

В отделе истории русской культуры Эрмитажа до сих пор работает воспитанница интерната Карина Аристовна Орлова.

ДВА СТАКАНА КАКАО

В январе 1942 года в музее открыли стационар на 100 коек. Он предназначался для сотрудников Эрмитажа, Русского музея и Музея революции (последний находился в западном крыле Зимнего дворца).

Стационар просуществовал около 3 месяцев. За это время в нем побывали чуть более 300 человек. Многим он спас жизнь.
   
Интересно меню. На завтрак тут подавали два стакана какао, 20 граммов сахара, яйцо, 100 граммов хлеба, 20 граммов масла, а на обед – бульон с фрикадельками, рисовую запеканку и 200 граммов хлеба. В то время это было настоящее пиршество!

БЛЕСК ПУСТЫХ РАМ

В 1942 году Управление по делам искусств Ленгорисполкома прислало в Эрмитаж пятерых художников. Они должны были запечатлеть происходящее.

Страшные морозы, Эрмитаж почти не отапливается. Акварельные краски замерзают. В руках тяжело держать мел или карандаш... Но художники работают.

Одиноко стоящая ваза в пустом зале. Мешки с песком. Выбитые окна. Ободранные манекены – до этого они были рыцарями, облаченными в доспехи... Некоторые из рисунков выставлены в музее.

Одним из художников была Вера Милютина. Она жила на Петроградской стороне. Надевала все, что можно, и шла к Эрмитажу по льду Невы.

«Вера Владимировна описывала, как шла по этим залам. Хруст стекол под ногами и блеск пустых рам, иней на стенах и полумрак, – рассказывает заместитель заведующего отделом рукописей и документального фонда Эрмитажа. – Да, в нашем музее было пусто. Но эта пустота была величественной. Была видна вся архитектура, пусть израненная и покореженная».

ОГОРОД В ВИСЯЧЕМ САДИКЕ

Наступила весна. Это время года подарило надежду всему городу. Где только можно, в Ленинграде сажали огороды.

«У каждого из наших сотрудников был свой билет огородника. Он был необходим для получения семян, – говорит Елена Соломаха. – Огороды были в каждом нашем дворе и даже в Висячем садике малого Эрмитажа! Мы можем с точностью восстановить, сколько и чего здесь было посажено. Все документы сохранились».

БОМБИЛИ ЦЕЛЕНАПРАВЛЕННО

В 1942-1943 годах в Эрмитаже оставалось несколько десятков сотрудников, музей был законсервирован. Самые стойкие поддерживали его жизнедеятельность. Например, разбирали завалы после попадания снарядов...

В годы блокады в Эрмитаж попало 18 снарядов. Один из первых пробил знаменитый портик с Атлантами. А авиабомба попала в крышу и ножом прошла через все этажи.

«Серьезно пострадали Гербовый зал и Галерея Растрелли», – констатирует заместитель заведующего отделом рукописей и документального фонда Эрмитажа, показывая на схему попадания вражеских бомб (все было очень скрупулезно изучено и подсчитано специальной городской комиссией по ущербу, причиненному Эрмитажу во время Великой Отечественной войны).

В 1946 году директор Эрмитажа Иосиф Орбели выступал свидетелем на Нюрнбергском процессе. Он предположил, что фашисты бомбили музей целенаправленно.

«Вы артиллерист, чтобы делать такие выводы?» – спросил его адвокат гитлеровцев.

«Я никогда не был артиллеристом, но предполагаю, что, если немецкая артиллерия обстреливает мост, она не может всадить в него один снаряд, а во дворец, находящийся в стороне, – тридцать снарядов. В этих пределах я – артиллерист», – ответил Иосиф Орбели.

СИМВОЛ ВОЗРОЖДЕНИЯ

В 1943 году блокада была прорвана, в 1944-м – полностью снята. Сотрудники возвращались из эвакуации, открывались залы. Эрмитаж стали снабжать реставрационными материалами. Были восстановлены полы, вставлены стекла.

В ноябре 1944-го в Эрмитаже открылась выставка. На ней представили экспонаты, оставшиеся в Эрмитаже в годы блокады. «Возобновление работы нашего музея стало одним из символов возрождения Ленинграда», – говорит заместитель заведующего отделом рукописей и документального фонда Эрмитажа.

После победы в Великой Отечественной войне готовился приказ о возвращении экспонатов в Эрмитаж. И уже в ноябре 1945 года коллекции были на месте. Музей был открыт для посетителей, но реставрация длилась еще долгие годы...

УТЕРЯННЫЙ ШЕДЕВР

В блокаду погибли 52 сотрудника Эрмитажа. Это человеческие потери. Культурные тоже были: из музея бесследно исчез шедевр Антониса Ван Дейка «Святой Себастьян».

Это произошло, когда экспонаты готовили к эвакуации. Для картины не было подходящего по размеру ящика. Ее отставили в сторонку и, по-видимому, забыли.

Поиски начали после войны и продолжали 3 года. Проверили все – начиная от подвалов и заканчивая чердаками. Не нашли. «Эта тайна не разгадана до сих пор», – пожимает плечами Елена Соломаха.

НА ЗАМЕТКУ

Никого, кто работал в Эрмитаже в годы блокады, в живых не осталось. Старейший сотрудник, трудившийся в бухгалтерии музея, не дожил до 75-летия со дня полного освобождения города всего несколько лет.