В 2018 году культовому фильму «Игла», в котором Виктор Цой исполнил главную роль, исполнилось 30 лет. В «Ленфильм-клубе» прошел творческий показ ленты, а «Петербургский дневник» поговорил с ее режиссером Рашидом Нугмановым.

– Как оцениваете свою работу спустя 30 лет? Нет желания вернуться назад и что-то переснять?

– Абсолютно нет. Понимаете, кино – это коллективное искусство. Хотя некоторые режиссеры, считающие себя пупам земли, могут со мной поспорить... Но я уверен, что моя задача не самовыразиться, а создать синергию из множества талантов – актеров, операторов, художников, композиторов. Все компоненты должны сложиться во что-то большее и стать чем-то лучшим, чем могут быть по отдельности. И в «Игле» это получилось. Так зачем бы я стал это рушить?
Да, мы сделали «Игла Remix». Но это не самостоятельное произведение, а дополнение к первому фильму. Ответы на вопросы, которые могли возникнуть при просмотре «Иглы»: сколько денег должен Спартак, почему он должен и так далее.

– Кроме Виктора Цоя, кто-то мог бы исполнить главную роль?

– Теоретически – да. Но это был бы другой персонаж. Для меня «Игла» существует только в том виде, в котором ее сделали мы. Но допускаю, что ее можно было бы снять с другим актерским составом. Или в другом жанре. У нас преобладает неонуар с ироническим подтекстом, но «Игла» могла бы быть мелодрамой и даже комедией. Я бы с удовольствием посмотрел, как бы ее снял другой режиссер.
Это как в театре, когда одно произведение играют совершенно по-разному. Бывают противоположные интерпретации, но часто нельзя сказать, что одна лучше или хуже другой.

– Как вел себя на съемочной площадке лидер группы «Кино»? Слушался вас?

– Как вам сказать... Мы с Виктором полноценные сотворцы, каждый занимается своим делом. Я не лезу в его игру, он – в режиссуру. Мы близкие друзья, тандем.

– Вы говорите о Викторе Цое в настоящем времени.

– Для меня он не умер и не погиб – он просто куда-то далеко уехал... Я не могу относиться к нему, как лежащему в земле человеку. Для меня он жив. То, что пишут ребята на стенах, – для меня это правда.

– Смотрели «Лето» Кирилла Серебренникова?

– Ну, да, смотрел. Но на премьеру шел с опаской: появление этой картины опередил шквал негативных отзывов. Многие люди критиковали этот фильм еще до выхода в прокат.

– Прямо из разряда «Не читал, но осуждаю». У нас это умеют делать.

– Вот-вот. Но лично я не могу судить о фильме, который еще не снят. В кинотеатр я шел с открытым сердцем. Хотя повторю: опаска у меня была. Вдруг слухи окажутся правдой? Вдруг в «Лете» на самом деле будут гомосексуальные отношения между Цоем и Айзеншписом? Или – все герои предстанут в образе московских хипстеров, думающих только о выпивке и случайных половых связах? Но я посмотрел фильм. И ничего этого не увидел.

Когда в зале зажегся свет, я почувствовал облегчение. Серебренников не испоганил то время. «Лето» – это такое романтическое представление человека об эпохе, в которой он не жил. О людях, которых не знал. О тусовке, в которой не крутился... Это симулякры – параллельный мир. В реальном все было не так, но этот ничуть не хуже. Я остался доволен.

– Алексей Учитель сейчас тоже снимает фильм о Цое. Почему поднялась такая волна?

– Думаю, фигура Виктора по-прежнему остается актуальной. И, скорее всего, на фильмы о нем сейчас не так трудно найти финансирование. Многие киноинвесторы любят Цоя.

– Вы сами не думали снять фильм о Викторе?

– Предложений было много – и документальное кино, и игровое. Но я всегда отказывался. Причем категорически. Дело в том, что мы с Виктором отрицали любое лицедейство. В кадре Цой не перевоплощался, а оставался самим собой. Даже когда играл персонажа по кличке Моро.
Если бы я начал снимать новый фильм про Виктора, то наша методология работы была бы разрушена. Мне не нужно, чтобы кто-то претворялся Цоем... И я уже говорил: для меня Виктор жив. В случае съемок нового фильма о нем я должен был бы согласиться с фактом его смерти, вмять его в себя: «Все, его нет!..». А делать это я не хочу.

– Недавно объявили, что памятнику Цою в Петербурге – быть. Это правильно?

– Я рад, ведь я тоже стоял у истоков его создания. Наконец-то дело сдвинулось с места.
Кстати, в Алма-Ате недавно установили памятник Цою. Точнее, Моро. Монумент поставили прямо там, где мы снимали финальную сцену «Иглы»: Виктор так же стоит с зажигалкой. Любопытно, что автор этого памятника и памятника, который уже десять лет хотят установить в Петербурге, – один и тот же человек. Это скульптор Матвей Макушкин.

– Поддерживаете отношения с кем-нибудь из близких Виктора?
– С гражданской женой Виктора Наталией Разлоговой мы в постоянном контакте, а с отцом Цоя Робертом Максимовичем и сыном Александром общаемся, но не тесно.

– Что у вас на повестке дня? Над чем сейчас трудитесь?

– Последние несколько лет я был генеральным директором международного кинофестиваля «Евразия» в Алма-Ате. Сейчас работаю над своим собственным проектом. Написал сценарий, веду переговоры. Подробности? Пока рановато. Но это современная тема, суперактуальная!

НА ЗАМЕТКУ

Напомним сценарий фильма «Игла». Вернувшись в Алма-Ату, Моро не хочет, чтобы родители знали о его приезде, и в поисках временного пристанища вспоминает о девушке, которую он когда-то любил. Дина рада встрече, но главного героя что-то настораживает в ней. Наблюдая за ее странными знакомыми, Моро понимает, что Дина стала наркоманкой. Как спасти девушку? Он увозит ее к морю, где Дина начинает выздоравливать. Однако после возвращения в город все начинается сначала. Моро решает расправиться с поставщиками наркотиков...

СПРАВКА

Рашид Мусаевич Нугманов родился 19 марта 1954 года в Алма-Ате. Советский и казахстанский кинорежиссер, сценарист, продюсер, художник, архитектор, общественный деятель. Снял такие фильмы, как «Йя-хха», «Игла», «Дикий Восток».