Яндекс.Метрика
  • Марина Дмитриевская

Марина Дмитриевская: «Только бы не гекатомба...»

Страшнее ленинградской блокады ничего нет. Это гекатомба – «жестокое и бессмысленное уничтожение или гибель множества людей», как говорится в словарях.
«Гекатомба» – спектакль Театральной лаборатории Яны Туминой совместно с театром «На Литейном» Фото: Петербургский дневник

Страшнее ленинградской блокады ничего нет. Это гекатомба – «жестокое и бессмысленное уничтожение или гибель множества людей», как говорится в словарях.

«Гекатомба» – спектакль Театральной лаборатории Яны Туминой совместно с театром «На Литейном». И это совсем не страшный спектакль, хотя мы хорошо представляем себе эту жизнь во плоти: нечистоты, трупы, хранящиеся за оконными рамами до весны, грузовики, везущие околевших мертвецов с болтающимися руками (стоя больше помещается в кузов), трупоедство, мародерство – все то, на что преступно обрекла людей власть, сытно евшая в закрытых партийных и гэбэшных столовых. А еще (я узнала из спектакля) по-прежнему взималась квартплата… За смерть в холодных домах платили.

Несколько лет назад существенным высказыванием о блокаде стала пьеса Ю. Клавдиева «Развалины» с ее «великим противостоянием» интеллигента Ниверина и беженки Развалиной, спасающей детей трупоедством. В пьесе сталкивались дух и плоть – то, что составляло блокадный поединок 900 страшных дней.

Тумина от поединка отказывается. Никакого «низа», быта – режиссер делает спектакль о бесплотной метафизической красоте блокады и тех ленинградцев, которые заглушали голод мыслями о музыке и литературе. О том, как выживал дух.

Дух в спектакле – это поразительные ростовые куклы (художники К. Камалидинова и Т. Стоя) – блокадники, бестелесные призраки, обмотанные платками, с рублеными чертами лиц.

Их нежно обнимают актеры: как детей, как память, как душу. И в медитативных этюдах (в блокаду, как известно, двигались медленно, сберегая силы) станет проступать эта иссякающая, но стойкая жизнь человеческого духа – и мальчика Юры Рябинкина, и писавшего свои «Прогулки по Ленинграду» архитектора Льва Ильина. Примерно полтора десятка дневниковых голосов в пустом темном пространстве, где только пустые книжные полки-кровати-гробики.

Герои дневников заговаривают голод, вспоминая музыку. Они разглядывают гармонию пустой Дворцовой, где чувствуешь себя свободным, несмотря на смертельное кольцо…

Закрыть