Яндекс.Метрика
  • Марина Дмитревская

Марина Дмитревская о "мертвом" и "живом" театре

Великий режиссер Питер Брук весь театр делит на живой и мертвый. И из всех классификаций я предпочитаю именно эту. Мертвого театра не меньше, чем живого. Мертвым (то есть лишенным живой энергии) может быть не только заигранный годами спектакль, но и премьерный. Вот как только что показанный в Александринке "Швейк. Возвращение" Валерия Фокина.

Великий режиссер Питер Брук весь театр делит на живой и мертвый. И из всех классификаций я предпочитаю именно эту. Мертвого театра не меньше, чем живого. Мертвым (то есть лишенным живой энергии) может быть не только заигранный годами спектакль, но и премьерный. Вот как только что показанный в Александринке "Швейк. Возвращение" Валерия Фокина.

Вообще говоря, выбор "Швейка", сатирического антивоенного романа Я. Гашека, понятен. Мы живем в стране с имперской идеологией, в стране воюющей, а у Гашека – как раз империя (Австро-Венгерская) и война. И – герой, бравый солдат Швейк, который какой ни есть идиот с голубыми глазами по блюдцу, но в одном ему не откажешь: Швейк воевать не хочет. Он хочет пить пиво и есть шпикачки. Премьере Фокина предшествовал ряд лекций, в том числе лекция Д. Быкова, который единственную доблесть героя романа как раз в этом и находит: он хочет сидеть в пивной, а не воевать. В этом смысле Швейк близок нашему народонаселению в той подавляющей его части, которая ни на Восточную Украину, ни в Сирию не стремится, как ее ни возбуждай квасным патриотизмом. Сила солдата Швейка в его бравом пацифизме, который явно нес своим романом воевавший и выживший фельетонист Гашек.

Несколько лет назад "Швейка" ставил питерский режиссер А. Праудин, но ставил в Екатеринбурге и ставил как апологию дезертирству: если каждый дезертирует, как Швейк, то воевать будет некому и войны прекратятся сами собой.

У Фокина "Швейк" как будто даже имеет аналогии с современностью. Вот персонаж Мать-граната, рекламирующая войну (Я. Лакоба выходит в костюме гранаты – в таких объемных "мишках" и "матрешках" работают рекламные агенты на Невском), рассказывает, как ее собственный сын ушел воевать, чтобы погасить долги и кредиты. Вот австро-венгерское войско поет попурри из военных песен всех времен и народов, а на видео маршируют шеренги самых разнообразных армий. Вот и сам Швейк (С. Балакшин) вроде как – солист армейского ансамбля песни и пляски и поет "Соловьи, соловьи…". Но за всем этим не чувствуется ни боли, ни отчаяния, ни сарказма, "средняя по больнице" температура этого зрелища стремится к точке полного остывания.

Рыхлая пьеса Т. Рахмановой, нестройные ритмические построения режиссера, суета и хаотические перемещения массовки (как будто в бой идут театральные дезертиры…) тянутся мучительно. Ждешь: может, очередной эпизод – это уже финал? Спектакль можно остановить на любой сцене – и ничего не прибавится и не убавится, и в наших сердцах не отзовется стыдом реплика "Вы в театр пришли, а наши мальчики там сражаются". Не отзовется, потому что эти слова, как и все остальное в спектакле, – очередной номер Александринского ансамбля, исполнившего дежурную песню ни о чем. Швейк не вернулся в этом спектакле, хотя и обещал, судя по названию.