Ренэ Герра – мэтр французской литературы, маститый профессор-славист университета и знаменитый во всем мире коллекционер. А самое главное – он давний друг России, немало сделавший для укрепления связей между двумя нашими странами. На прошедшем недавно в Петербурге Международном книжном салоне состоялась презентация его новой книги, после чего Ренэ Герра дал эксклюзивное интервью «ПД». 

"Петербургский дневник": Ренэ, ваша новая книга «О русских – по‑русски», презентация которой состоялась на Книжном салоне, пользовалась огромным успехом и таким спросом, что устроители презентации не успевали подносить новые экземпляры. Расскажите, о чем эта книга и в чем, на ваш взгляд, секрет ее популярности?

Ренэ Герра: Новая книга «О русских – по‑русски» – это монолог. Отсюда и название, то есть я как автор говорю о русских по‑русски. Стараюсь показать, что смогли создать в эмиграции писатели и художники первой волны. Рассказать, чем они дышали, какие у них были задачи и почему они говорили: «Мы не в изгнании, мы в послании».

Но для кого? Для французов? Отчасти да, они хотели предупредить Запад об опасности для демократии, учитывая, что творилось тогда в России. Но главная их задача была все же в другом – сохранить свою русскость и продолжать творить для будущей России.

Как автор я считаю, что «О русских – по‑русски» – это дань памяти. Такие книги лучше, чем памятник на кладбище. И я конкретно показываю, что, в каких бы условиях они ни жили, вопреки всему они продолжали творить, продолжали с достоинством жить и служить русской культуре. Они были уверены, что вернутся сюда. И я тоже, глядя на них, был уверен, что их будут печатать. Но не предполагал, что их книги будут издаваться миллионными тиражами, что они вот таким образом вернутся к своим русским читателям.

"Петербургский дневник": А как восприняли этот факт во Франции?

Ренэ Герра: Для западных славистов это был удар ниже пояса. Вдруг такое «барахло», как считали они, оказалось востребованным. Когда ты эмигрант, ты никому не нужен. Потому что у тебя за спиной нет страны. Но эти писатели и художники стали во Франции даже более русскими, чем когда уехали отсюда. Они всегда были уверены в своей будущей востребованности.

"Петербургский дневник": А вы, когда собирали все эти материалы и писали о них книги, обладали такой же уверенностью? Как к вам относились коллеги?

Ренэ Герра: Я вам скажу откровенно. Поначалу мне это было лично интересно. Я собирал (всегда подчеркиваю, что я собиратель, хранитель, но не коллекционер) то, что без меня просто бы пропало.

Когда я сказал профессору Сорбонны (а я был его любимым студентом), что хочу писать о Борисе Зайцеве, который уже 45 лет здесь живет, он изумился. «Вы что, самоубийца?» – спросил он меня из самых добрых чувств. И был прав, шел 1968 г. Но это был мой выбор. Я делал эти книги для них, в их память. Но для всех я был белой вороной. Культура русской эмиграции во Франции была запретной темой. Мне дали понять, что я друг белобандитов, я, по сути, был в ссылке.

"Петербургский дневник": Сегодня, я надеюсь, отношение изменилось?

Ренэ Герра: Нет, люди не меняются… А ведь я единственный, кто перевел на французский язык и написал о Борисе Зайцеве, кто переиздал книгу «Солнце мертвых» Ивана Шмелева. За это меня…

"Петербургский дневник": Предали остракизму?

Ренэ Герра: Да! Но, извините, я человек свободный в относительно свободной стране Франции. И если бы я не был таким, я бы не сделал то, что сделал. Я всегда был верен себе, верен своим учителям – великим изгнанникам, и всегда плыл против течения. Сейчас я в отставке. Но зато у меня появилось больше времени, я работаю по 10–16 часов. И у меня еще много проектов.

"Петербургский дневник": Можно узнать, каких именно?

Ренэ Герра: Я заканчиваю словарь, посвященный русским художникам-эмигрантам, иллюстрировавшим книги. Над ним я работал около 30 лет. Там будут представлены свыше 300 художников, их книги плюс обложки. Это неописуемое богатство, настоящая сенсация.

Вклад русских художников, графиков в искусство оформления французской книги, особенно детской или эротической, вообще огромен. Об этом знает любой мало-мальски просвещенный француз. В новом словаре все это я хочу не просто показать, но и доказать.

Также я хочу издать недавно найденную мной на барахолке книгу Юрия Черкесова, который, как и многие другие русские художники, сумел проникнуть в духовный мир ребенка, визуализировать и воспроизвести на бумаге уникальное детское мышление.

"Петербургский дневник": А вообще как часто удается находить что‑то новое и пополнять коллекцию?

Ренэ Герра: Все время! И это меня радует и одновременно озадачивает – настолько огромен вклад русских художников и писателей-эмигрантов.

Иногда и в России я нахожу что‑то для души. Например, книгу Чехонина периода 1920‑х гг. Но на Западе эти писатели издавались больше и чаще.

Я и сейчас делаю находки. И по дешевке кое‑что покупаю на аукционах в Париже.

Но живу я скромно и могу себе позволить в месяц потратить на приобретение книг или рукописей не больше 200‑300 тыс. рублей. У меня два дома: один – четырех­этажный в Париже, второй – в Ницце. Другой бы, наверное, сдал парижский дом за 3 тыс. евро в месяц. Тем более что в России я бываю чаще, чем там. Но я сделал другой выбор, и оба моих дома забиты вещами из коллекции.

"Петербургский дневник": И какова ваша коллекция сегодня? Сколько в ней, как говорят музейщики, единиц хранения?

Ренэ Герра: Дело не в количестве, а в качестве. У меня 40–50 тыс. книг, из них треть с автографами, и я продолжаю их собирать. Одного Ремизова 500 книг с автографами. Теперь одна его книга стоит от 20 до 40 тыс. евро. Но для меня это не важно. Я никогда не расценивал их как вложение, и я ничего не продаю.

Картины маслом, рисунки, акварели, пастель, графика – всего более 5 тыс. живописных работ Анненкова, Ремизова, Серебряковой, Гончаровой, Коровина, Бенуа, Серова. Одного только Чехонина 200 экземпляров, Анненкова – 500–600 работ. Такого нет больше ни у кого в мире.

Тысячи уникальных фотографий, открытки. Еще неопуб­ликованная любовная переписка Набокова, около 2 тыс. неизвестных писем Бальмонта, весь архив Галины Кузнецовой, который после своей смерти она оставила мне.

Рукописи – здесь это волнует многих – десятки тысяч единиц хранения. Одного Бунина десятки сотен, есть в том числе неопубликованные рукописи Толстого, Герцена, Жуковского, Шмелева, Набокова, Пастернака, Цветаевой и других…

Но, подчеркиваю, я не коллекционер, я вкладываю в это душу. Единственная моя заслуга – я понял ценность всего этого более полувека назад.

"Петербургский дневник": Такая жизнь больше отнимает силы или дает?

Ренэ Герра: Дает! И хотя я заплатил за это своей карьерой, я выиграл. Я хранитель русской культуры и все‑таки победитель. Потому что есть высшая справедливость, и это главное.

Я очень благодарен России, Петербургу за то, что меня приглашают на самые важные культурные события. Сегодня в общей сложности я автор 34 книг, часть из них издана во Франции, часть в России. Двадцать одна книга издана на русском языке. И я этому искренне рад.

"Петербургский дневник": Ренэ, вы не в первый раз приезжаете в Петербург, в том числе на Книжный салон.

Ренэ Герра: Мой подход таков: политика, экономика – это все преходяще. А культура, книги – это вечные вещи. И пусть то, что я скажу, покажется немного банальным, но Россия может гордиться своей культурой, литературой, искусством, музыкой, балетом. Россия богата таким культурным наследием, что это обязывает ее не снижать высокую планку, она должна держаться на уровне.

Мне очень импонирует, что называется это событие не ярмарка, а салон, это так по‑французски. Я это ценю, у нас в Париже аналогичный международный книжный салон был в марте.

Михайловский манеж – гениальное, роскошное место. Честь и слава устроителям, городским властям, правительству, они делают великое дело. И его надо обязательно продолжать. Это нужно не только мне, но и авторам, и читателям. Я бы сказал по‑русски так: это даже не обсуждается.

Известный французский славист Ренэ Герра постоянно живет в Ницце – своем родном городе. Впервые он встретился с Россией, когда ему было 11 лет. Но это была Россия в изгнании. «Это были самые разные люди, – вспоминает Герра, – князья, графы, бывшие офицеры Белой армии, казаки, представители русской интеллигенции. «Бывшие» для России стали моими соседями, и эти люди, к моему удивлению, были такие же, как и мы, жили очень скромно, но жили с достоинством. Меня это всегда поражало и восхищало. Они не пресмыкались ни перед кем, они гордились тем, что они русские, православные. Это был совсем другой мир, но эти люди меня очаровали. Мне открылся неведомый, странный и таинственный мир».