– Владимир Владимирович, в чем же заключалась значимость «Беринга»?

– Для начала задам встречный вопрос: а вы знаете, чем климат от погоды отличается? Тем, что он является суммой погодных явлений. И чем длиннее ряды наблюдений за «погодами», тем точнее будет прогноз на будущее. Именно поэтому одной из самых древних наук, жизненно важных для всех нас, является гидрометеорология.

А с началом спутниковой эры появились новые возможности для ее развития, поскольку возникли и новые смежные научные направления: космические океанография и землеведение. Так вот «Беринг» был первым в истории человечества масштабным космическим проектом по изучению одного из ключевых районов, которые считаются «кухней погоды», – Берингова моря.

– А зачем нам нужны были американцы, да еще чуть ли не в разгар холодной войны?

– Глобальное изучение морей и атмосферных процессов невозможно без совместных усилий ученых разных стран. А в то время самая продвинутая наука была только у нас и у американцев.

Что же касается конкретно программы «Беринг», то перед мировым сообществом стояли три важнейшие задачи: дистанционное картирование штормов, ледяного покрова и осадков над морем.

Исследования продолжались в течение месяца. В ходе работы мы и американцы сопоставляли составленные нами карты, сводя полученные нами сведения. Так, например, были подготовлены материалы для атласа льдов арктического и субарктического регионов. Должен сказать, что вся эта информация остается крайне актуальна и до сегодняшнего дня.

– Как именно проводились исследования?

– Обе стороны использовали спутники, научно-исследовательские корабли и самолеты-лаборатории. Причем в последнем случае исследования были не только интересными, но и крайне опасными. Ведь полеты совершались в непогоду. А вы не представляете, какие там шторма: море буквально кипит! Я это знаю не с чужих слов, поскольку являлся руководителем научной программы на борту летающей лаборатории Ил-18.

– Получается, как в романе Даниила Гранина «Иду на грозу»…Только там все же много художественного вымысла, а здесь – суровая правда?

– Более того, в полет мне всегда выдавали пистолет. И знаете для чего? Если бы нас во время непогоды занесло на американскую территорию и мы бы там были вынуждены приводниться или приземлиться, то я был обязан с помощью пистолета уничтожить наш уникальный и секретный прибор для измерений.

– Он действительно не имел аналогов?

– Я вам так скажу: именно в нашем городе в 60-х годах возникла такая чрезвычайно перспективная наука, как радиотеплолокация. Разработанные нами методики позволяли проводить дистанционную диагностику Земли с борта самолета и со спутника, что необходимо для дальнейшего развития гидрометеорологии. Американцы позже нас докопались до этой идеи.

А «отцом» этой признанной теперь во всем мире области научных исследований является профессор Кусиель Соломонович Шифрин, который долгие годы работал здесь у нас, в расположенной на Кушелевке Главной геофизической обсерватории имени А.И. Воейкова. Сегодня радиотеплолокация, в частности, используется для прогнозирования того, как влияет потепление климата на окружающую среду и обратно.

– Если не секрет, как вы оказались причастным к этим исследованиям?

– Я поступил в Ленинградский институт авиационного приборостроения по спецнабору, связанному с развитием современного ракетного вооружения. Поэтому и тема моего диплома была соответствующей – «Радиолокационный бомбоприцел». Но я человек мирный и после окончания ЛИАП в 1965 году стал искать место для мирной работы. Разные были варианты. Хотел даже поехать в Иркутск, где тогда сооружали гигантский радиотелескоп для космических исследований, но родители воспротивилась, сказав: «Не пустим – сопьешься».

И вдруг мне позвонил профессор Шифрин. Он сказал: «Я слышал, вы интересуетесь радиоволнами. Так приходите к нам. Тем более у нас есть самолет-лаборатория и мы работаем по всему Советскому Союзу». Вот так я начал летать и заниматься радиотеплолокацией. Между прочим, у меня столько часов налета, что я мог бы в сорок с лишним лет выйти на летную пенсию. И это при том, что я высоты боюсь. Опасаюсь даже выходить на балкон третьего этажа.

– Кстати, в начале разговора вы упомянули о космическом землеведении. Эта дисциплина в какой связи находится с вашими исследованиями?

– В самой непосредственной. Смотрите: если посеять в землю зерно слишком рано, оно замерзнет, а если слишком поздно – тоже пропадет, потому что ему не хватит влаги в высохшей почве. Так вот Шифрин придумал с помощью нашей аппаратуры определять потоки тепла, исходящие от земли в радиодиапазоне, и классифицировать их в зависимости от ее влаго- и теплоемкости. И тем самым составлять карты грунтов, чтобы выяснять наиболее оптимальное время для посевов.

В качестве полигонов были выбраны целинные земли и Херсонская область, которые мы «утюжили» на нашем Ил-18 на бреющем полете, потому что наша аппаратура тогда была еще малочувствительной. Представляете, как опасно летать на огромном самолете всего-то в 50 метрах над землей? Но ничего, справились. И карты грунтов научились составлять – первыми в мире.

– Но вернемся к погоде. Вернее – к непогоде. Благодаря вашей работе стало возможным улучшать прогнозы?

– В том числе. Ведь Шифрин меня нацелил еще и на изучение того, можно ли с помощью спутниковых наблюдений определять, как именно будет развиваться тот или иной шторм. Оказалось, можно и это рассчитывать. И помогли нам наблюдения за поведением пузырьков пены, которая образуется при сильном волнении. Из чего только мы не моделировали ее! Даже из яичного белка! Причем оставшийся желток я сливал в бутылки и ставил в холодильник. Поэтому когда приходили в гости мои друзья, то я всегда готовил отменную яичницу.

Но самое главное, что в итоге мы разработали уравнения, с помощью которых можно было определять степень возникающего волнения на море. Это были пионерские работы. И теперь по всему миру строят карты штормов на основе этих наших разработок.

Замечу, что для решения этой задачи мне посчастливилось долгие годы работать на исследовательских судах Госкомгидромета. Во всех океанах побывал. Особенно интересными были исследования в Индийском океане и за Полярным кругом.

– Какие же там были сделаны открытия в вашей области?

– Например, мы выяснили, что лед обладает памятью. Это явилось основанием для возникновения новой науки – спутниковой трасологии. Лед – это ведь многослойная структура, внутри которой под воздействием внешних условий возникают полыньи и трещины. Они «зарастают» со временем, но прочность льда в этих местах оказывается ослабленной. И с помощью радиолокации можно их определять для того, чтобы выбирать оптимальный маршрут для наших судов, работающих на трассе Северного морского пути. Это имеет огромный экономический эффект. Потому что иногда двигаться ледоколам в обход тех или иных участков ледового массива легче и быстрее, чем ломать лед в лобовую.

– Почему-то кажется, что это еще далеко не все, на что способны ваши чудо-приборы.

– Мой коллега, доктор географических наук аспирант Владимир Черноок, выдвинул идею, что, раз теплокровные существа излучают инфракрасную энергию, то с помощью тепловизора, установленного на самолете, можно осуществлять дистанционные наблюдения за ними. И мы с 2002 года вместе с Владимиром помогаем Полярному институту рыбного хозяйства контролировать на льду популяцию беломорских тюленей и тихоокеанских моржей. Причем наша аппаратура позволяет отличать взрослых особей от детенышей. И скажу без лишней скромности, что именно наши наблюдения позволили прекратить отстрел бельков на Белом море. И поныне этот варварский промысел сохранился только в «цивилизованной» Канаде.

– В раскрытой книге на вашем столе я вижу снимки, полученные с космического радиотелескопа. Вы еще и планетами интересуетесь?

– В определенной степени. Я ведь был участником создания первой в мире радиотепловой карты Венеры, расшифровывая снимки, которые мы получали с советского космического аппарата «Венера-15». Замечу пи этом, что сейчас подобную информацию можно получать с помощью компьютера. А тогда капсулы с отснятой фотопленкой, спускавшиеся на Землю на парашютах, нам приходилось еще и разыскивать в астраханских степях. Так что есть что вспомнить.

– А над чем работаете сегодня?

– Я и мои сотрудники получили грант на создание атласа опасных и экологически значимых природных явлений в Арктике. Так что вновь расшифровываем спутниковые снимки. Наука ведь движется, и нам нужно работать. Вот, к примеру, занимаемся решением проблемы, как с помощью высокочувствительного спутникового радиотеплолокатора выявлять те районы, где атомные подводные лодки могли бы всплывать среди трещин, систематически образующихся среди паковых льдов.