Что такое мозг человека? Что нам сулит создание искусственного интеллекта? Зачем мы вообще появились на этой планете? Размышляет нейро­лингвист зав. кафедрой проблем конвергенции естественных и гуманитарных наук СПбГУ Татьяна Черниговская. Доктор филологических и биологических наук профессор СПбГУ Татьяна Черниговская является автором книг, ведущей программ на телевидении, известным популяризатором науки.

"Петербургский дневник": Татьяна Владимировна, чем мозг человека отличается от мозга животных?

Татьяна Черниговская: У человека есть речь, способность к социальной коммуникации и нечто, называемое сознанием. Но в то же время нет живых существ, у которых нет коммуникаций. Скажем, у инфузории туфельки точно есть коммуникация, и она химическая. 

А как вам, к примеру, такой факт: собрав нектар, пчела танцем, который есть не что иное, как абстрактный семиотический код, рассказывает, куда она летала, как и что собирала. То есть пчела передает научную информацию. И это разит наповал, потому что нужно представить мозг пчелы. Более того, некоторые пчелы сообщают, что они устали и отдохнут, а рас­скажут все утром. С точки зрения науки это означает, что у них есть долговременная память, которая способна хранить информацию. И это впечатляет, потому что у них нет того мозга, где эту информацию можно хранить. 

"Петербургский дневник": Трудно представить, что тогда можно сказать, к примеру, о приматах или дельфинах.

Татьяна Черниговская: У дельфинов, с которыми я работала, мозг сопоставим с нашим, он высокоразвитый, с невероятными способностями учиться. Дельфины ироничны, у них сложный язык. Оппоненты говорят: зато у них нет цивилизации, как у нас. В ответ хочется спросить: вы желаете, чтобы они построили ДнепроГЭС на дне океана? Вам не нравится, что они не загадили всю планету? Они живут, как мы, возможно, жили в раю, у них нет врагов в океане. У них совершенное тело и немыслимая скорость, даже акула им не враг, потому что если дельфин разгоняется и бьет акулу в бок, то он просто ее таранит. Дельфины пляшут и поют, они веселы и счастливы, и я не понимаю, в чем мы их сильно обогнали.

Если говорить об обезьянах, то недавно закончился американский проект, когда обезьян учили жестовому человеческому языку. Они овладели им на уровне 2-3-летнего ребенка, что нарушает наши представления о мире. Более того, обезьяны дошли до такого уровня развития, что начали учить жестовому языку охранников и своих детей. Они узнают себя на фотографиях, что говорит о высокой степени психического развития. Потрясает сам факт того, что мы вступили в контакт с другим биологическим видом. 

"Петербургский дневник": Тогда встает вопрос: у человека то же самое, что у других биологичес­ких видов, только сложнее? 

Татьяна Черниговская: Самое сложное после нашей Вселенной – это человеческие мозг и язык. Они имеют сложную организацию. У нас в мозгу есть часы, знаки и зеркала. Наличие зеркальных систем позволяет нам понимать то, что делают другие существа, в том числе люди, все чувствовать и входить в психологический контакт. Люди, у которых такие системы нарушены, – это аутисты и люди с диагнозом «шизофрения». Наличие зеркальных систем в мозгу – это наше эволюционное приобретение. Важно помнить, что мозг не решето, из него ничто никуда никогда не вываливается. Что туда попало, то там и живет. Поэтому мы – кузнецы своего несчастья. Тот факт, что мы как личности не помним каких-то событий, не говорит о том, что их забыл мозг. Именно поэтому нельзя общаться с плохими людьми, читать плохие книги, слушать плохую музыку, пить плохое вино.

"Петербургский дневник": Вы говорите так, как будто мы и мозг – это разные миры?  

Татьяна Черниговская: Именно так. Мозг в 800 трлн раз сложнее, чем я, в которой он размещен. Более того, он сам решает, как ему вести себя в той или иной ситуации, он определяет мое поведение. У плода человека нейроны образуются с невероятной скоростью – 30 млн нейронов в час. Эту информацию должны знать все взрослеющие девушки. Они не должны думать, что плод не имеет никакой ценности до тех пор, пока не родится. С нейронной сетью мы рождаемся, на ней пишется все, с чем мы соприкасаемся, весь жизненный опыт. По­этому если кто-то будет говорить, что клонирование возможно, не верьте. Физически – да, но двух одинаковых мозгов нет и никогда не будет. У каждого своя жизнь, и именно она пишется на нейронной сети. При этом скорость протекания нервных процессов в мозгу низкая, компьютеры нас в этом обогнали. Это значит, что все компьютеры пройдут тесты с блеском, но среди них не будет ни Пушкина, ни Моцарта.

"Петербургский дневник": Апокалиптический настрой у человечества возникал периодически. Когда книги стали доступны, сетовали, что теряется сакральность знания. Но ничего ужасного не произошло. Может, создание Сети, легкость и доступность информации не несут неизбежного зла?  

Татьяна Черниговская: Я не считаю, что идет всеобщая деградация. Часть моих студентов сделают еще два шага вперед – и я вообще перестану понимать, что они делают. Они развиваются огромными темпами, они лучше ориентированы в скорости по­иска – грубо говоря, они лучшие компьютеры, чем я. Но когда речь идет не о том, чтобы А соединить с Б, а подумать, что это значит, лидерство остается за мной. Это не плохо и не хорошо, но ясно, что мы переходим в другой тип цивилизации. Мы становимся другими людьми. Информация, найденная с помощью «Гугла», – это другая информация. Все, что легко дается, так же легко и уходит. Ребята сейчас не могут прочесть книгу целиком, они ее рвут на части. Попробуйте попросить ребенка рассказать о себе, он не в состоянии создать текст не только письменный, но и устный. Какое-то рваное сознание. Сейчас говорят: давайте вернем сочинение. Так, может, дошло наконец, что происходит без сочинения? Сочинение – это необходимость организовать свое мышление, выстроить последовательность мысли. Если вы читаете трудные книги, вы выстраиваете себе сложную нейронную сеть, улучшаете память.

"Петербургский дневник": Можно ли тогда сказать, что наши технические возможности растут, в то время как возможности нравственные, интеллектуальные, физические – нет. 

Татьяна Черниговская: Знать информацию о каждом из нас – здорово с точки зрения медицины. Если человек знает, что есть ген, отвечающий за болезнь Альцгеймера, он сможет за этим следить. Генетики могут изобрести «отвертку», которая поможет убрать этот ген, но та же «отверт­ка» может сделать такое, что повлечет огромные социальные последствия. Например, появятся люди разных видов – одни белокурые, с высоким интеллектом, с олимпийским здоровьем, а другие – слабые, подверженные болезням. Нет причин считать, что это невозможно. Если человечество не опомнится, не обратит особое внимание на гуманитарную сферу, просвещение людей, мы можем превратиться в киборгов. 

"Петербургский дневник": Лично для себя вы ответили на вопрос, зачем мы здесь?

Татьяна Черниговская: Нет, но я его все время себе задаю, потому что в нем самая главная духовная вещь. Что тогда есть сознание? Это функция сложности? То есть нейронная сеть становится все сложнее, пока не переходит в новое качество – появляется сознание. Но тогда есть вероятность того, что системы искусственного интеллекта, которые усложняются с огромной скоростью, в итоге получат сознание. Наличие такого рода свойств означает, что у искусственного интеллекта появятся свои планы, цели, осознание себя как личности. И вот уж кто искусственному интеллекту точно не нужен, так это мы.